Ossuaire de douaumont

В конце декабря здесь мало кого встретишь.
Безветренно. Мёртвая, хрустит под ногами трава.
В часовне пылают красные свечи.
Вокруг - серебристые поля.
Чтобы согреться,
Мы быстро выпили вторую бутылку вина.
Нас догонял зимний вечер…

Закурили.
Посмотрели на мёртвого льва.
Aux mortes…
Вырывался комьями пар из рта.
Мы были единственными живыми.
Мы, город к югу отсюда и иней.

Я ставлю пустую бутыль на шершавый гранит. 
Знаешь, какой это звук?
Безжалостный… 
Словно с тобой говорит насекомое с далёкой планеты.
Словно гильзы, одна за другой, падают на пол каземата…

Солнце бледнело.
Клочья тумана,
Пробирались по склизкому дну оврага в лесу.
Он сказал:
«В Дом Мужества вводят тех,
Кто шёл бесстрашно вперёд,
Как немецкая армия.
Умело взламывая,
Перемалывая…»
(споткнулся, выругался - чуть не упал)
Я отвечал: 
«Мясорубка…
Человек – мясник,
И сын мясника!», -
Прыгая через бледный ручей,
Отвечал я…
Мы вышли на край огромного поля. 
Тяжело дышали. Сплёвывали. Молчали.
Перед нами стояли 
Десятки тысяч белых крестов.
Без имён, 
С именами…

В 27-м,
В пасмурный день,
Здесь,
В торжественной обстановке –
С парадом, речами, цветами
Живых,
Открылось посольство мёртвых.

Мы сели на холодную бетонную лапу,
Смотрели, 
как солнце тонет в рыжих волнах прозрачного леса.
Молча курили,
Передавая друг другу бутыль. 
С каждым глотком шартрёза,
Лес становился темней…